МАТЕРИ МОЕЙ
МАТЕРИ МОЕЙ
I.
Отчий кров.
Ненастная пора.
Спор отца и матери, сколько на зиму кубометров дров
(мать всегда права).
Осень.
Я иду в институт.
Я многим рискую.
Там профессию мне дадут
такую,
сугубо не городскую.
Мать молчит,
упрек затая:
что тебя учить, мол,
воля твоя!
А я раздражен, я лезу на рожон,
я раздуваю домашний пожар.
Я режу в ответ на любой резон:
- Блажь, мол, буржуазная - ваш абажур!
Я, мол, и по лесу поброжу!
Мне, мол, трын-трава!
Благами города не дорожу!..
(А может быть, мать права?)
Отчий кров,
прости!
Хорошо ночевать у больших костров,
если на ночь дров
запасти.
Осень.
Я иду по тайге,
инженер уже…
Мне сапог - по ноге
и работа - по душе…
Сегодня порядком промок:
ненастная пора…
Я знаю: мать мне хотела добра…
Я иначе не мог.
II.
Горький дух валерьяны и ландыша -
запах душный немножко даже.
После долгих болезней на ладан дыша,
ходит мать моя исхудавшая.
Капнет несколько капель в тонкий стакан -
нужно выпить.
А стакан не под силу тонким рукам -
неужто выпадет?
Я вхожу.
Я не знаю еще, что скажу.
Этих рук и коснуться-то боязно.
Но ведь я целый год уже их держу,
целый год за слабым их взмахом слежу
из окна уходящего поезда!..
Так обрадовалась!
Так разрыдалась!
Села, слабая: слезы требуют сил…
Мне и раньше-то не всегда удавалось,
когда успокоиться вот так же просил…
Все - другим, другим: талант и душа!..
Руки матери - хрупкие, робкие…
Горький дух валерьяны и ландыша…
Восемь дней командировки…
III.
Светом солнечным, ясным и явным,
и поэтому незаметным,
светом солнечным, дивным и давним,
каждодневным, зимним и летним, -
ты не стала им, этим светом,
ты была им с начала самого.
Это я лишь не знал об этом,
а теперь вот увидел заново.
То, что скрадывается давностью,
застарелой привычкой, бытом,
раскрывается только дальностью
и в разлуке живет раскрытым.
Словно рана, раскрытым - больно.
Словно окна - свежо и вольно.
Словно тайна, раскрытым - понятно.
Как объятья, но - необъятно.
Потому что со дня рожденья,
сколько лет я прожил на свете,
столько лет я прожил при свете:
спал при свете, читал при свете,
о любимой мечтал при свете,
полном ласки и снисхожденья.
Тихий, комнатный, в глаз не бьющий…
занавешенный, если надо…
Свет, которым сыт и одет…
Сыновьям себя отдающий
Материнского взгляда
свет!
1956-57
